Re: Куда растут цены на квартиры ?
Взять бы таких бляденыйшей как RedFox, подвесить на Сумской на часик, или кровь у него выкачать, или у его ребенка, если такой есть, чтоб он бляденыш понял что такое оккупация и как радостно жили при ней.
Читай гаденыш про радости оккупации, как нормально по твоему было..
Воспитанница детского дома, пережившая оккупацию, Л. Стрекоколова (Иванова):
«Летом 1942 года пришли эсэсовцы и началась расправа над нашим детдомом. Приехало много машин-душегубок. Детей грузили «кататься» в эти душегубки, и больше мы их не видели. Они не возвратились. Переводчица Инесса успела сказать, что это душегубки, и многие дети убежали подальше в лес.
Оставшихся, которые не хотели кататься, стали строить – девочек в одну сторону, мальчиков – в другую. Я с братиком не хотела разлучаться. От переводчицы мы узнали, что эсэсовцы всех мальчиков убивают об камень. На братика воспитательница надела платьице (он был с длинными кучерявыми волосиками) и хотела так его спасти. Но эсэсовец снимал трусики при проверке. И когда подошла наша очередь, он снял с Виталика трусики и, конечно, сразу потащил к камню. Братик сильно кричал, я бежала за ними. Тогда немец схватил его за ножки и со всей силы ударил его об камень, а потом начал колоть его тельце штыком... Там было уже много убитых мальчиков. Я плакала, кричала, и воспитательница оттащила меня в корпус и закрыла.
А однажды нас погнали смотреть на расправу с партизанами. Собралось много немцев с собаками. Часть партизан была уже повешена прямо на деревьях, остальные копали два параллельных рва для себя. Потом их со связанными руками положили на землю и расстреляли…
Помню: в 1942 году нас, детей, держали за колючей проволокой около красного домика, вместе с военнопленными. У нас брали кровь для немецкого госпиталя-лазарета. Много детей умерло, у них забирали кровь полностью. Как я осталась жива, только Богу ведомо.
К лету 1943 года нас осталось очень мало, в основном, девочки, очень истощенные. Когда наши самолеты бомбили немецкую зенитную батарею, нас гнали туда, чтобы таким образом наши летчики прекратили налет».
***
Воспитанник детского дома В. Мещан:
«Кровь у меня брали много раз, как и у многих других детей приюта. Кормили нас какой-то баландой, непонятно из чего сваренной. Еще кое-какую еду приносили старшие ребята. Где они ее брали – неизвестно. Одеты мы были кто в чем, каждый в своей одежде. Зимой, в морозы, совсем нечего было носить. Сидели все время в помещении. Умирали дети в приюте, как мухи, каждый день и помногу».
***
Николай Владимирович Калашников, родился в Харькове 17 мая 1932 года:
«После гибели матери ребенка с сестрой немецкие полицейские отправили в детский дом.
Нас привели в какое-то здание. Когда открыли дверь в помещение, я был в ужасе: валом на полу в соломе лежали дети и все просили хлеба. Я опешил, хотел бежать, но... куда?
Через несколько дней нас всех перевели в другое здание, которое находилось в лесу. Там был немецкий комендант, он следил за порядком на этой территории и все время пугал нас: «Русиш пух-пух», вытягивая указательный палец. Детей кормили изредка отходами из столовой, находившейся на немецком аэродроме: собирали остатки еды со столов, мыли котлы и все это еще разводили водой. Этой баланде мы были, конечно, очень рады. И все равно дети умирали вокруг меня. Стала пухнуть от голода Вера, и тогда я начал сам промышлять, что и где можно найти. Ходил в лес собирать под снегом дички – груши и кислицы, желуди, а весной – пробивающиеся из-под снега пролески. Сам ел и сестре приносил. Это нас и спасло.
...Наш комендант зверел с каждым днем. Меня он бил больше всех.
На аэродроме, где была столовая, мы все время ошивались, прося поесть: «Пан, эссен», – просили мы. Иногда немцы давали что-нибудь, но чаще кричали «вэк», «шайзе», «сакраменто».
А однажды одного из нас, Юрку, по прозвищу Касик, подозвали и налили ему в банку (мы все имели консервные банки) горохового супу с мясом. Мы просили его оставить и нам чуть-чуть: «Касик, оставь! Касик, оставь немного, дай глотнуть!» Но один немец все время нас отгонял, пока Юрка не съел все. Мы стояли неподалеку и завидовали. А через несколько минут Юрка согнулся, у него пошла пена изо рта, он упал, начал дергаться, а немцы стояли и смеялись. Мы кинулись бежать, но немцы нас не пустили. «Цурюк», – кричали, велели забрать Юрку. Он умер».
***
Воспитанница детского дома Светлана Григорьевна Черных. Родилась в Харькове в 1937 году:
«То страшное детское донорство обернулось для меня серьезными нарушениями в работе органов кроветворения. По образованию я – врач. Работала в челюстно-лицевой хирургии с кровью и гноем в любых количествах и видах. Однако кровь в шприце при внутривенных вливаниях, заборе крови видеть не могу...
Была я всю жизнь ослабленной, постоянно болела, а в семнадцать лет туберкулез обострился, начался активный процесс. Недуг мой осложнился энцефалитом с менингиальными явлениями, после чего на всю жизнь остался инфекционный энцефалит. Наблюдалась в противотуберкулезном диспансере в течение десяти лет. Сейчас я инвалид 2-й группы бессрочно. Во мне нет такого органа и системы, которые были бы здоровыми: количество моих заболеваний велико, и перечень их уже не помещается на трех ВТЭКовских листах».
Светлана Черных умерла в 1993 году в возрасте 56-ти лет.
